Андрей Битов — Пушкинский дом краткое содержание
Пушкинский дом читать онлайн бесплатно
© ООО «Издательство АСТ»
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
А вот то будет, что и нас не будет.
Пушкин, 1830(Проект эпиграфа к «Повестям Белкина»)
Имя Пушкинского Дома
Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук.
Пролог, или Глава, написанная позже остальных
Поутру 11 июля 1856 года прислуга одной из больших петербургских гостиниц у станции Московской железной дороги была в недоумении, отчасти даже в тревоге.
Н.Г. Чернышевский, 1863
Где-то, ближе к концу романа, мы уже пытались описать то чистое окно, тот ледяной небесный взор, что смотрел в упор и не мигая седьмого ноября на вышедшие на улицы толпы… Уже тогда казалось, что эта ясность недаром, что она чуть ли не вынуждена специальными самолетами, и еще в том смысле недаром, что за нее вскоре придется поплатиться.
И действительно, утро восьмого ноября 196… года более чем подтверждало такие предчувствия. Оно размывалось над вымершим городом и аморфно оплывало тяжкими языками старых петербургских домов, словно дома эти были написаны разбавленными чернилами, бледнеющими по мере рассвета. И пока утро дописывало это письмо, адресованное когда-то Петром «назло надменному соседу», а теперь никому уже не адресованное и никого ни в чем не упрекающее, ничего не просящее, – на город упал ветер. Он упал так плоско и сверху, словно скатившись по некой плавной небесной кривизне, разогнавшись необыкновенно и легко и пришедшись к земле в касание. Он упал, как тот самый самолет, налетавшись… Словно самолет тот разросся, разбух, вчера летая, пожрал всех птиц, впитал в себя все прочие эскадрильи и, ожирев металлом и цветом неба, рухнул на землю, еще пытаясь спланировать и сесть, рухнул в касание. На город спланировал плоский ветер, цвета самолета. Детское слово «Гастелло» – имя ветра.
Он коснулся улиц города, как посадочной полосы, еще подпрыгнул при столкновении где-то на Стрелке Васильевского острова и дальше понесся сильно и бесшумно меж отсыревших домов, ровно по маршруту вчерашней демонстрации. Проверив таким образом безлюдье и пустоту, он вкатился на парадную площадь, и, подхватив на лету мелкую и широкую лужу, с разбегу шлепнул ею в игрушечную стенку вчерашних трибун, и, довольный получившимся звуком, влетел в революционную подворотню, и, снова оторвавшись от земли, взмыл широко и круто вверх, вверх… И если бы это было кино, то по пустой площади, одной из крупнейших в Европе, еще догонял бы его вчерашний потерянный детский «раскидайчик» и рассыпался бы, окончательно просырев, лопнул бы, обнаружив как бы изнанку жизни: тайное и жалостное свое строение из опилок… А ветер расправился, взмывая и торжествуя, высоко над городом повернул назад и стремительно помчался по свободе, чтобы снова спланировать на город где-то на Стрелке, описав нечто, нестеровскую петлю…
Так он утюжил город, а следом за ним, по лужам, мчался тяжелый курьерский дождь – по столь известным проспектами набережным, по взбухшей студенистой Неве со встречными рябеющими пятнами противотечений и разрозненными мостами; потом мы имеем в виду, как он раскачивал у берегов мертвые баржи и некий плот с копром… Плот терся о недобитые сваи, мочаля сырую древесину; напротив же стоял интересующий нас дом, небольшой дворец – ныне научное учреждение; в том доме на третьем этаже хлопало распахнутое и разбитое окно, и туда легко залетал и дождь, и ветер…
Он влетал в большую залу и гонял по полу рассыпанные повсюду рукописные и машинописные страницы – несколько страниц прилипло к луже под окном… Да и весь вид этого (судя по застекленным фотографиям и текстам, развешанным по стенам, и по застекленным же столам с развернутыми в них книгами) музейного, экспозиционного зала являл собою картину непонятного разгрома. Столы были сдвинуты со своих, геометрией подсказанных, правильных мест и стояли то там, то сям, вкривь и вкось, один был даже опрокинут ножками вверх, в россыпи битого стекла; ничком лежал шкаф, раскинув дверцы, а рядом с ним, на рассыпанных страницах, безжизненно подломив под себя руку, лежал человек. Тело.
Читать еще: Программа передач на 16 октября.
На вид ему было лет тридцать, если только можно сказать «на вид», потому что вид его был ужасен. Бледный, как существо из-под камня – белая трава… в спутанных серых волосах и на виске запеклась кровь, в углу рта заплесневело. В правой руке был зажат старинный пистолет, какой сейчас можно увидеть лишь в музее… другой пистолет, двуствольный, с одним спущенным и другим взведенным курком, валялся поодаль, метрах в двух, причем в ствол, из которого стреляли, был вставлен окурок папиросы «Север».
Не могу сказать, почему эта смерть вызывает во мне смех… Что делать? Куда заявить.
Новый порыв ветра захлопнул с силой окно, острый осколок стекла оторвался и воткнулся в подоконник, осыпавшись мелочью в подоконную лужу. Сделав это, ветер умчался по набережной. Для него это не было ни серьезным, ни даже заметным поступком. Он мчался дальше трепать полотнища и флаги, раскачивать пристани речных трамваев, баржи, рестораны-поплавки и те суетливые буксирчики, которые в это измочаленное и мертвое утро одни суетились у легендарного крейсера, тихо вздыхавшего на своем приколе.
Мы много больше рассказали здесь о погоде, чем об интересном происшествии, ибо оно займет у нас достаточно страниц в дальнейшем; погода же нам особенно важна и сыграет еще свою роль в повествовании хотя бы потому, что действие происходит в Ленинграде…
…Ветер мчался дальше, как вор, и плащ его развевался.
Мы склонны в этой повести, под сводами Пушкинского дома, следовать освященным музейным традициям, не опасаясь перекличек и повторений, – наоборот, всячески приветствуя их, как бы даже радуясь нашей внутренней несамостоятельности. Ибо и она, так сказать, «в ключе» и может быть истолкована в смысле тех явлений, что и послужили для нас здесь темой и материалом, – а именно: явлений, окончательно не существующих в реальности. Так что необходимость воспользоваться даже тарой, созданной до нас и не нами, тоже, как бы ужалив самое себя, служит нашей цели.
Итак, мы воссоздаем современное несуществование героя, этот неуловимый эфир, который почти соответствует ныне самой тайне материи, тайне, в которую уперлось современное естествознание: когда материя, дробясь, членясь и сводясь ко все более элементарным частицам, вдруг и вовсе перестает существовать от попытки разделить ее дальше: частица, волна, квант – и то, и другое, и третье, и ничто из них, и не все три вместе… и выплывает бабушкино милое слово «эфир», чуть ли не напоминая нам о том, что и до нас такая тайна была известна, с той лишь разницей, что никто в нее не упирался с тупым удивлением тех, кто считает мир постижимым, а – просто знали, что тут тайна, и полагали ее таковой.
И мы разливаем этот несуществующий эфир в несохранившиеся бабушкины склянки, удивляясь, что тогда каждому уксусу соответствовала своя непраздная форма; мы с удовольствием отмываем слово «флакон» в тепловатой воде, любуясь идеей грани, пока из нее не сверкнет, мыльно и хрустально, луч детства и не осветит радужно желтоватую скатерку, вязанную в чьем-то далеком и немыслимом рукодельном детстве, анисовые капли и градусник со старинным цветом ртути, не изменившимся до сих пор лишь в силу преданности таблице элементов и химической верности… И этот радужный луч осветит чью-то тонкую замотанную шею, мамин поцелуй в темя и великий роман «Три мушкетера».
И как удивляемся мы внезапной, такой непривычной неспешности и любовности собственных движений, подсказанной лишь формой и гранью этих склянок, таинственно прорывающей и останавливающей нашу суету…
И в то же время попытаемся писать так, чтобы и клочок газеты, раз уж не пошел по назначению, мог быть вставлен в любую точку романа, послужив естественным продолжением и никак не нарушив повествование.
Чтобы можно было, отложив роман, читать свежую и несвежую газету наоборот, отложив газету, полагать, что и не прерывались читать, а еще раз перечитали «Пролог», чтобы уяснить себе некоторые частные мелочи из намерений автора.
Уповая на такой эффект, рассчитывая на неизбежное сотрудничество и соавторство времени и среды, мы многое, по-видимому, не станем выписывать в деталях и подробностях, считая, что все это вещи взаимоизвестные из опыта автора и читателя.
Пушкинский дом (роман)
«Пушкинский дом» — роман Андрея Битова, написанный в 1964—1971 годах. В СССР был опубликован во время перестройки, в 1987 году.
Содержание
Сюжет и структура [ править ]
Главный герой романа — ленинградский филолог Лёва Одоевцев, представитель поколения шестидесятников («Лёва был зачат в роковом году» [1] ). Роман посвящён его жизни, от окончания школы до работы в Институте русской литературы, который известен как Пушкинский дом.
Читать еще: Поэты романтизма. Американский романтизм
Роман состоит из пролога под названием «Что делать?», трёх разделов, каждый из которых делится на главы и завершается приложением и комментарием. Текст романа прерывается авторскими отступлениями, которые выделены курсивом.
В разделе первом «Отцы и дети. Ленинградский роман» рассказывается об отношениях Лёвы Одоевцева с родственниками. Он родился в семье учёных. Его дед — знаменитый филолог, репрессированный в сталинские годы, которого Лёва никогда не видел. Его отец — тоже филолог, преподаватель университета. Лёва не любит его, место отца в сознании Лёвы занимает друг семьи дядя Митя или дядя Диккенс, участник Первой мировой, Гражданской, Великой Отечественной войн и лагерник. Лёва поступает на филологический факультет и узнаёт, что вернулся его дед — Модест Платонович Одоевцев. Встреча оказывается вовсе не такой, какую ожидал Лёва. Приложение к разделу: две новеллы дяди Диккенса, которые попали в руки Лёве.
В центре второго раздела, который называется «Герой нашего времени. Версия и вариант первой части», — события, развивавшиеся параллельно тем событиям, что описаны в разделе первом. Начинается он с ключевой даты: «5 марта 1953 года умер известно кто» [2] . Во втором разделе автор сосредотачивается на отношениях Лёвы вне семьи. С одноклассником и однокурсником Митишатьевым, имеющим странное влияние на Лёву. С тремя женщинами: Фаиной, Альбиной и Любашей. Особенно мучительны отношения с Фаиной, которая старше и опытнее Лёвы. Приложение к разделу: пересказ научной статьи Лёвы «Три пророка» с анализом трёх стихотворений: «Пророк» Пушкина, «Пророк» Лермонтова, «Безумие» Тютчева. Подчёркивается, что все стихотворения написаны в то время, когда их авторам было по двадцать семь лет. Столько же и Лёве во время написания статьи.
Раздел третий «Бедный всадник. Поэма о мелком хулиганстве» — прямое продолжение первых двух разделов, в нём повествовательные линии сливаются в одну. Лёва остаётся дежурить в Пушкинском доме на ноябрьские праздники. Отказаться он не может, так как сразу после праздников состоится защита его диссертации. Неожиданно приходит Митишатьев со своим студентом, которого он называет «фон Готтих». Затем приходит Бланк, бывший работник института. Вечер, начавшийся дружеской попойкой, завершается грандиозным скандалом и дуэлью (попросту дракой) Лёвы и Митишатьева. Автор предлагает разные варианты финала. В одном из них Лёва гибнет, в другом — остаётся в живых и с помощью дяди Диккенса наводит порядок в разгромленном кабинете института. Приложение к разделу: история отношений автора со своим героем, которые сравниваются с погоней Ахиллеса за черепахой [3] .
Заканчивается роман «Комментариями», где автор рассказывает о персонах и бытовых реалиях, упомянутых в тексте (игрушка «раскидайчик», Павлик Морозов и др.), об истории создания романа.
История создания и публикации [ править ]
Андрей Битов начал писать роман в 1964 году под впечатлением от суда над Иосифом Бродским, когда казалось, что эпоха «оттепели» уже заканчивается. Сначала это был даже не роман, а рассказ под названием «Аут» (соответствует третьему разделу). Когда рассказ разросся до романа, Битов решил сменить название. Постепенно он пришёл к нынешнему названию — «Пушкинский дом». В приложении к третьему разделу название объясняется так: «…и русская литература, и Петербург (Ленинград), и Россия, — всё это, так или иначе, ПУШКИНСКИЙ ДОМ без его курчавого постояльца». У автора было и несколько вариантов подзаголовка: роман-наказание, филологический роман, Ленинградский роман, две версии, поэма о мелком хулиганстве.
Роман был закончен в 1971 году и расходился в самиздате. Впервые он был опубликован в 1978 году в американском издательстве «Ардис». Зарубежная публикация (и участие в альманахе «Метрополь») фактически закрыли для Битова возможность что-либо печатать в СССР.
Только во время Перестройки снова начали выходить его книги. «Пушкинский дом» был напечатан в журнале «Новый мир», в трёх последних номерах 1987 года. В 1989 году вышло книжное издание, которое завершалось «Комментариями». В них Битов признаётся, что на роман больше всего повлияло творчество трёх писателей: Пруста, Достоевского и Набокова. Там же он говорит, что прототипами деда Одоевцева стали писатель Юрий Домбровский, филолог Михаил Бахтин и непрофессиональный писатель, автор устных новелл Игорь Стин.
Критика [ править ]
В нём отмечают такие черты постмодернизма, как интертекстуальность (эпиграфы и названия разделов и глав отсылают к классическим произведениям русской литературы), принципиальная незавершённость повествования, ирония, сложные отношения автора и героя, рефлексия над собственным текстом («автолитературоведение»). Марк Липовецкий считает, что в романе произошло «осознание симулятивной природы культурного и исторического контекста этот радикальнейший переворот мировосприятия — пожалуй, важнейшее из последствий „оттепели“» [5] .
Его назвали «русским Джойсом»
Ушел из жизни автор культового романа «Пушкинский дом» Андрей Битов
В Бауманской больнице Москвы из-за проблем с сердцем вчера ушел из жизни писатель Андрей Битов, которого считают основоположником постмодернизма в русской литературе. Андрею Георгиевичу был 81 год. «Реальное время» вспоминает писателя
Хобби, превращенное в профессию
Андрей Битов родился в Ленинграде в семье архитектора и юриста, здесь же семью застала война и из блокадного города чудом удалось эвакуироваться. Они уехали в Ташкент, а затем начались годы странствий. Возможно, это в дальнейшем повлияло на судьбу будущего писателя. Он увлекся альпинизмом, а для поступления выбрал факультет геологоразведки в горном институте. Но здесь — вот ирония судьбы — было сильное литературное объединение, куда Битов тут же записался. Среди студентов, которые также посещали объединение, были А. Городницкий, Г. Горбовский, А. Кушнир.
Читать еще: Что с дмитрием биланом. Дима Билан – певец
В 1957 году начались события в Венгрии, которые продвинутая часть молодежи страны Советов восприняла не так, как это предписывала генеральная линия компартии. Был среди них и Битов со товарищи. Сборник рассказов, который издало литобъединение, был сожжен во дворе института, будущего писателя из вуза исключили и отправили в стройбат на Север. Вернувшись из армии, он все же окончил институт и в этот период начал писать первые рассказы, которые выходили в альманахе «Литературный Ленинград». В 1965 году Андрея Битова приняли в Союз писателей, что в те времена обеспечивало некую стабильность.
Битов продолжает учиться, он поступает на Высшие сценарные курсы при Госкино, затем оканчивает аспирантуру Института мировой литературы. Битов говорил, что хорошо, когда хобби превращается в профессию. Так случилось с ним самим: любовь к литературе сделала его писателем, любовь к кино помогла ему стать сценаристом. Ему принадлежит, например, сценарий прекрасного фильма «В четверг и больше никогда», где одну из главных ролей исполнил Олег Даль. Страсть к путешествиям тоже осталась, Битов сравнивал свою жизнь именно с путешествием, «которое уже нельзя назвать хобби».
Битов говорил, что хорошо, когда хобби превращается в профессию. Так случилось с ним самим: любовь к литературе сделала его писателем, любовь к кино помогла ему стать сценаристом. Фото dic.academic.ru
«Имя «Пушкинского дома»…
Его главным романом считается «Пушкинский дом». Книга написана в 1964 году, но не была опубликована и долгое время ходила в самиздате. Это не помешало Битову, по мнению литературных критиков, стать «основоположником постмодернизма в русской литературе». Но это еще не все титулы. После того, как роман был опубликован в США, Битова стали называть «русским Джойсом». И эта публикация книги в 1978 году добавила «черных шаров в его корзину». Кроме этого, Битов, разумеется, не мог не участвовать в протестном альманахе «Метрополь» вместе с Василием Аксеновым, Андреем Вознесенским, Беллой Ахмадулиной и другими. Поэтому не странно, что на родине его практически не печатали.
Главный герой «Пушкинского дома» — Лев Одоевцев, потомок славной дворянской фамилии. Он филолог и пытается осмыслить и себя, и жизнь вокруг через призму великой русской литературы. Но Петербург давно уже иной, и русская литература изменилась. Роман, как и многие другие произведения Андрея Георгиевича, были опубликованы в стране только в перестроечные годы.
В принципе, Битова знали еще и до рукописи «Пушкинского дома», талант его проявился и в небольших формах. В 1962 году, например, вышел его рассказ «Пенелопа», который читала и обсуждала вся страна. Небольшой рассказ про странную встречу двух людей, про то, что не случилось и про рефлексию. И в нем совсем не было принятого тогда соцреализма.
После того, как роман был опубликован в США, Битова стали называть «русским Джойсом». Фото gornitsa.ru
«Я не был советским»
В одном из своих интервью Битов откровенно сказал, что никогда не был советским писателем: «У меня был аутизм — неприятие советской действительности как реальности. Потому что воспринимать ее так, как она есть — сойти с ума, а делать вид, что ее совсем нет — это тоже считаться сумасшедшим. Так что выбора нет. Остается сон. Длинный сон».
Любопытны рассуждения писателя о его учителях в литературе: «Я думаю, что самый главный соавтор и учитель — это та же советская власть, потому что отталкивание от противного подводило меня в русло моего личного вкуса». Битов, кстати, считал, что модернизм был, а вот постмодернизма не было.
…В начале девяностых в Москве, на одной из старых улиц в районе Павелецкой, в здании школы Андрей Георгиевич открыл курсы для начинающих прозаиков. Он занимался с ними по субботам, вечером, когда уроки в школе заканчивались. Занятия были своеобразные — он давал задание: прочесть рассказ какого-либо классика и ответить на несколько вопросов. Вопросы были очень трудные, и практически никто на них не отвечал. Но когда потом Битов на занятии начинал разбирать заданное произведение и подводил своих учеников к ответам, рассказ, казалось, такой известный, открывался совсем по-новому.
Как, впрочем, сейчас, по прошествии времени, открывается при перечитывании «Пушкинский дом» и другие книги большого русского писателя Андрея Битова.
Источники:
http://nice-books.ru/books/proza/russkaya-sovremennaya-proza/264017-andrei-bitov-pushkinskii-dom.html
http://wp.wiki-wiki.ru/wp/index.php/%D0%9F%D1%83%D1%88%D0%BA%D0%B8%D0%BD%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%B4%D0%BE%D0%BC_(%D1%80%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D0%BD)
http://m.realnoevremya.ru/articles/122365-ushel-iz-zhizni-avtor-romana-pushkinskiy-dom-andrey-bitov
